Дочь дворянина Алексея Игнатьевича Горяинова Колтовского. Год её рождения неизвестен. Указывается (возможно ошибочно), что рано осиротев, она воспитывалась в семье князя Андрея Курбского .
Марфа венчалась 28 октября уже больной и умерла 13 ноября (спустя две недели). Анна, как «занявшая второе место» на этом смотре, стала следующей невестой . Это был бы четвёртый брак Ивана, что каноническом правом не разрешалось. Царь воспользовался кончиной митрополита Кирилла в феврале 1572 года (новый митрополит Антоний был поставлен только в мае) и созвал в Москве собор . Карамзин пишет, что на соборе первенствовал новгородский архиепископ Леонид - «корыстолюбец и угодник мирской власти».
На нём Иван клялся духовенству, что из-за болезни новобрачной Марфы и её скоропостижной смерти она не успела стать ему женой - тёмные силы дьявольские «воздвиже ближних многих людей враждовати на царицу нашу, еще в девицах сушу… и тако ей отраву злую учиниша».
«Злые люди чародейством извели первую супругу мою, Анастасию, - писал в своем обращении царь. - Вторая, Княжна Черкасская, также была отравлена, и в муках, в терзаниях отошла ко Господу. Я ждал немало времени и решился на третий брак, отчасти для нужды телесной, отчасти для детей моих, еще не достигших совершенного возраста: юность их претила мне оставить мир; а жить в мире без жены соблазнительно. Благословенный Митрополитом Кириллом, я долго искал себе невесты, испытывал, наконец, избрал; но зависть, вражда погубили Марфу, только именем Царицу: еще в невестах она лишилась здравия и чрез две недели супружества преставилась девою. В отчаянии, в горести я хотел посвятить себя житию Иноческому; но, видя опять жалкую младость сыновей и Государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак. Ныне, припадая с умилением, молю Святителей о разрешении и благословении», - говорил царь (в пересказе Карамзина).
Высшее духовенство особым приговором, датированным 29 апреля, подтвердило, что брак не был консумирован , так как венчанный муж девства невесты «не разрешил». В виде исключения по государственным соображениям царю разрешили 4-й брак (следующие «жены» его такой чести не удостаивались), однако на него наложили 3-летюю епитимью: «в течение года до Пасхи царю было запрещено входить в храм, причаститься можно было только на Пасху , затем год он должен был стоять в храме с „припадающими“ и год с „верными“, вкушать антидор он мог по праздникам» .
Лѣта 7080, Апр. въ 29, Рускія Митрополіи, Московскаго Государства и всей Руской земли - не вѣмъ, которымъ обычаемъ - Архіепископы и Епископы, и Архимандриты и Игумены, и весь Осв. Соборъ благословили Государя, Царя и В. К. Ив. Вас. женитися четвертымъ бракомъ, мимо Христово Евангеліе, и Апостолы, и Христову Церковь, и Помѣстныя Соборы, и Большихъ и Вселенскихъ семи Соборовъ .
Собор подчеркнул «всем человецем» прочим, что исключение было сделано только для царя: «да не дерзнет (никто) таковая сотворити, четвертому браку сочетатися», «аще кто гордостию дмяся или от неразумия дерзнет таковая сотворити… да будет за таковую дерзость по священным правилам проклят» .
Дата венчания Ивана с Анной не известна, не сохранилось также описание церемонии. Очевидно, оно произошло между 29 апреля (датой разрешения) и 1 июня, то есть в мае. Как отметил новгородский летописец, уже 31 мая новгородский архиепископ Леонид «пел молебны… за великую царицу Анну».
В определении Собора имелся пункт, согласно которому с царя снимается епитимия, «если он пойдет войною против неверных за святые церкви и за православную веру». В начале августа 1572 года русское воинство во главе с И. М. Воротынским в 45 верстах от Москвы при селе Молоди разгромило соединенную Крымско-Ногайскую орду. Царь с конца мая находился в Новгороде, и весть ему пришла 6-го числа, а уже 7-го он в Софийском соборе отстоял благодарственный молебен .
Уже 1 июня царь с новобрачной приехал в Новгород, где он хотел устроить себе новую резиденцию. Считается, что именно там (июнь-август 1572 г.) он составил духовную , в которой отписал Анне город Ростов «с волостми, и с путём, и с селы, и со всеми пошлинами», 14 сел «с деревнями и со всеми угодьями» в Московском, Юрьев-Польском и Ярославском уездах, а также бывшие вотчины князей Заозерских-Пеньковых .
«А бог даст мне сына с женою моею Анною, и аз его благословляю город Углечь, и Устюжная (…) с волостьми, и с путьми, и с селы, и со всеми пошлинами. А бог даст мне с женою своею с Анною дочерь, и аз её благословляю, даю город Зубцов с волостми, (…) со всеми деревнями и с угодьи. Да благословляю жену свою Анну, даю ей город Ростов, с волостьми, и с путми, и с селы, и со всеми пошлинами, да под Москвою село Алешня, село Болтино, село Астанково, и с приписными деревнями, (…) со всеми деревнями и угодьи». (Духовная грамота царя Ивана Васильевича) .
Существует однако предположение, что завещание составлено после свадьбы со следующей женой, также Анной - Васильчиковой; а Колтовская не упоминается там, как сосланная в монастырь .
2-я Новгородская летопись имеет запись о том, что 16 августа, в субботу «царица православная Анна была в ночи молитися в церкви Премудрости Божии Софии да по чюдотворцовым гробам знаменовалася - Ивана, архиепископа Навгороцкого, да Никите, епископа Навгороцкого» . На следующий же день царица уехала из Новгорода в Москву .
Этим же периодом следует датировать вклад в коломенский Спасский монастырь, «что на посаде за торгом». В описании его имущества (за 1577/78 год). указывается «образ Михаила архангела, обложен серебром, малая пядница, дан по Анне по Колтовской» .
Брак не продолжался и полугода - в сентябре 1572 года царица Анна была удалена в монастырь и вскоре пострижена в монахини с именем «Дария».
Причины опалы неизвестны. Упомянутый выше имперский посланник Даниил Принц фон Бухау пишет: «Четвёртую [жену], сестру своего придворного Колтовского, не знаю по какой причине, он заключил в монастырь, убивши брата со всем семейством» . Указывается , что царица попала в опалу после измены и бегства князя Курбского, однако оно произошло десятком лет ранее - в 1563-1564 году. Мнение Л. Е. Морозовой и Б. Н. Морозова: «В сентябре царь Иван развёлся с Анной Алексеевной Колтовской. Чем он объяснил своё решение - неизвестно. Ведь обвинить её в бесплодии царь не мог: брак продолжался только четыре с небольшим месяца. Очевидно лишь одно: Колтовская очень быстро разонравилась монарху. К тому же он мог считать её незаконной супругой, с которой не следовало церемониться».
Скрынников пишет: «В то время Малюта был в зените славы. Очевидно, дело не обошлось без него, и он способствовал разводу. Возможно, его беспокоило стремительное возвышение нового временщика князя Бориса Тулупова . Князь выдал сестру за царского шурина Григория Колтовского, брата царицы Анны, и тем породнился с семьей самодержца» .
Точная дата и место её пострига неизвестны, возможно, не в 1572 году (непосредственно в год свадьбы), а в 1575 году, из-за чего возникает разночтение по поводу трёхлетнего срока брака.
В последние годы жизни царя Ивана (ум. 1584) она жила в Покровском монастыре (Суздаль), где жили другие царственные узницы, в том числе Мария Нагая и 2-я жена царевича Ивана Ивановича - Феодосия Соловая . Это известно из отрывка указной грамоты царя Феодора І Иоанновича, косвенно датируемой 1584-1585 гг. Там же написано о её желании перебраться в Горицы .
С середины 1580-х гг. она жила в Воскресенском Горицком монастыре (Горицы, близ Кириллова).
В 1586 году пожалована следующим царем, своим бывшим пасынком Фёдором I , землями в Белозерском уезде - село Никольское . В жалованной грамоте она именуется не только «старицей», но и «царицей и великой княгиней» .
В 1607 году инокиня Дарья приезжала в столицу, видимо, по монастырским делам. Сохранился текст подорожной .
14 сентября 1613 года Введенский монастырь был сожжён шведами, и монахини, в том числе инокиня-царица, по преданию, скрывались в лесу на берегу Царицына озера . Среди документов Новгородской приказной избы 1611-1617 годов (Госархив Швеции, Стокгольм) есть выписка, относящаяся к годам оккупации - она описывает достаточно бедное «жалование» на содержание царицы .
Затем она была переселена на житье в Устюжну-Железопольскую (близ Вологды, на полпути между Тихвиным и Горицами) . Дарью, и бывших с ней стариц поселили в «двух кельишках… черного попа» Геннадия при Рождественском городском соборе, а её духовника - в отдалении, где жили дети боярские, стрельцы и другие мирские люди. По царской грамоте она получала «царское жалование годовое - деньги и запасы… из устюженских ис таможенных и ис кабацких доходов, что останетца от пищалей и от стрельцов».
В 1614 году в уезде Устюжны ей были пожалованы земли от нового царя Михаила Фёдоровича - село Никифорово взамен изъятого Никольского .
«Мне шло царского жалованья за годовые запасы денег, и что доходишки имела с вотчинишки, и мы тем питалися. И после разорения литовского и немецкого в монастыре в храмах устроено, и кельи, и житницы, и мельница, и конюшенной двор, и коровей, поповские и служебниковы дворы, и всякое монастырское строение теми деньгами устроено» . Позже рядом с ней были погребены её племянницы. В 1814 году по благословению Петербургского и Новгородского митрополита Амвросия (Подобедова) было установлено новое надгробье, устроенное «старанием священника Иоанна, подаянием граждан и прочих подателей», о чем сообщала плита рядом.
Введенский монастырь был закрыт в 1926 году, гробница во Введенском соборе (устроен спортзал, школа единоборств, сауна) не сохранилась .
В обители хранился список Тихвинской Богоматери - благословение Дарье одному из тихвинцев, позже поступившее обратно в монастырь, и два покрова на её гробницу (один - из красного бархата, опушенный горностаем) .
Дарья почиталась в Тихвине и окрестностях в качестве местночтимой святой как устроительница и благотворительница Введенского (Царицына) монастыря. Здесь праздновалась её память - на именины (19 марта) и день преставления (5 апреля) .
4 декабря 1998 насельниками Тихвинского Большого Успенского монастыря был освящен поклонный крест близ алтаря Введенского собора. Перед ним совершаются панихиды
Дочь дворянина московского И. А. Колтовского. Царь после смерти в 1571 г. 3-й своей жены - Марфы Собакиной собрал духовенство и слезно просил дать ему прощение за 4-й брак, объясняя его государственной необходимостью и невозможностью одному воспитывать детей. Соборным определением от 29 апреля 1572 г. церковь разрешила Ивану жениться на А. И. К., но, чтобы беззаконие царя (православная церковь с трудом разрешала 3 брака) не стало соблазном для простого люда, тот же собор вынес постановление, в котором грозил проклятием каждому, кто осмелится вступить в 4-й брак. Иван Грозный женился на 18-летней А. И. К. и прожил с ней 3 года. Поскольку А. И. К. вела себя очень независимо по отношению к ближайшему опричному окружению царя, и многие опричники были казнены при ее содействии, опричная верхушка постаралась избавиться от нее обычным для того времени способом: в 1575 г. ее заключили в Тихвинский монастырь. Там царицу насильно постригли под именем Дарии; церемонией пострижения руководил Малюта Скуратов-Бельский. В духовном завещании Ивана IV Васильевича Грозного 1572 г. А. И. К. назначался в удел г. Ростов «с волостми и с пустми, и с селы и со всеми пошлинами», а также 14 сел «с деревнями и со всеми угодьями». Сохранились жалованные грамоты «старице царице и великой княгине Дарье» от 1586, 1604 и т. д. Умерла в 1626 или 1627 г. От брака с царем детей не имела.
О ее приобретении (в "бумажном виде") обращайтесь в издательство ОЛМА-ПРЕСС [email protected]
Третья жена Грозного - Анна Колтовская
Последний раз венчался Иван в церкви 28 апреля 1572 года, когда женой его стала Анна Ивановна Колтовская, дочь знатного каширского дворянина, чьи предки были рязанскими боярами.
Анна Ивановна во многом напоминала Анастасию, и не без ее влияния, как полагают многие историки, именно в 1572 году опричнина прекратила свое существование.
Неизвестно почему, менее чем через год Иван приказал постричь ее в монахини под именем инокини Дарьи. Однако на том Иван не остановился, и в тот же день ее постригли в схимонахини, надев на нее схиму - черную груботканую рясу с белым черепом на груди, что означало смерть всех земных радостей для постриженной и одиночество до последнего дня жизни.
Схимонахиню Дарью отвезли в подземную келью, где она и пребывала в одиночестве много лет. После смерти Ивана ее выпустили из подземелья, но она продолжала оставаться в монастыре и скончалась в августе 1626 года, пережив, таким образом, своего венценосного супруга более чем на сорок лет.
Состоялось ли это тайное венчание, неизвестно. Известно только, что свадебный пир был очень веселым и на улицы Москвы были выставлены столы, заполненные хлебом, мясом и рыбой, а также десятки бочек пива и браги.
Однако после брачной ночи Иван вышел из опочивальни скучным, печальным и удрученным.
Затем он приказал закладывать санный поезд и ехать в Александровскую слободу. Он привез туда Марию, и на следующий день обитатели Александровской слободы увидели, как из ворот царской усадьбы выехали сани, а в них, опеленутая веревками, лежала, будто спящая, молодая царица.
Лошадь подтащила сани к полынье, пробитой в центре замерзшего пруда, и остановилась.
Из ворот следом выехал царь, а с ним рядом шел какой-то начальный человек и, обращаясь к слободчанам, столпившимся на берегу, громко произнес:
Православные! Ныне узрите, как карает великий государь измену. Князья Долгорукие обманным воровским обычаем повенчали государя с девкой, коя до венца слюбилась с неким злодеем и пришла во храм в скверне блудодеяния, о чем государь не ведал. И за то злое, изменное дело повелел великий государь девку Марийку в пруду утопить!Использован материал кн.: Вольдемар Балязин Занимательная история России, М. 2001
Дочь дворянина Алексея Игнатьевича Горяинова Колтовского. Год её рождения неизвестен. Указывается (возможно ошибочно), что рано осиротев, она воспитывалась в семье князя Курбского.
Была выбрана на том же смотре невест, что и третья жена царя, Марфа Собакина, и была призвана после скоропостижной смерти последней.
Венчана с царём по соборному разрешению, состоявшемуся 29 апреля 1572 года, и была при нём в Новгороде всё лето 1572 года.
Четвертый брак Ивана Грозного, заключенный "после 29 апреля 1572 года", был, по мнению многих историков, весьма удачен. Анна Колтовская вышла замуж за Ивана Васильевича восемнадцатилетней девушкой и, по понятиям того времени, была уже "перестарком". Но зато вся ее уже сформировавшаяся стать (не ровня подобию фигуры пятнадцатилетней девочки-подростка) буквально дышала страстью. Благодаря этому Анна сумела оказать существенное влияние на грозного царя. Она кое-чем даже была похожа на Марию Темрюковну. Во всяком случае, как и последняя, отличалась властностью и необузданностью, которые - особенно после хилой и тихой Марфы Собакиной - очень нравились Ивану Грозному. Во многом Анна напоминала и Анастасию, и не без ее влияния, как полагают историки, именно в 1572 году опричнина прекратила свое существование. Анна Колтовская была умной, живой и веселой женщиной, и эти качества с лихвой возмещали ее "худородство". Она сумела отвлечь Ивана Грозного от бесконечных казней, создала во дворце атмосферу веселья и безмятежности и, собрав вокруг себя самых красивых женщин, во всякую минуту готовых плясать и развлекать государя всем, что ему пожелается, старалась подольше удержать мужа рядом. Это ей вполне удалось, и Иван Васильевич проводил с новой царицей целые дни напролет. При этом Анна не была ревнива, смотрела на "игры" венценосного супруга спокойно, быстро откликалась на малейшие перемены его настроения, встречала его у порога с глубокими поклонами и старалась угождать во всем. Эта чисто женская тактика оказалась весьма успешной. Не задавая лишних вопросов, никогда открыто не вмешиваясь в дела, Анна Колтовская тем не менее сумела добиться очень многого.
Иоанн отправлялся в терем царицы утром. Там он встречал самый радушный прием. В опочивальне царицы для него было поставлено кресло на особом возвышении. Анна встречала его у порога с глубокими поклонами. Царь садился на свое место. Начинался "теремной день".
Иоанн подзывал к себе своих любимиц, разговаривал с ними, иногда шутками исполнял их просьбы, дарил им целые вотчины, решал в их пользу тяжебные дела. Это время на Руси справедливо назвали "бабьим царством".
Даже ближние опричники должны были отодвинуться на задний план. Сам "верный пес" Иоанна, Малюта Скуратов временно утратил свое влияние. К царю, в самых важных случаях, можно было проникнуть только при помощи женщин, окружавших Анну.
Согласно одной из версий, Анна вела борьбу против опричнины из мести царю. Дело в том, что княжич Андрей Воротынский, ее недавний избранник, человек, которого она очень любила, был замучен опричниками в одном из московских застенков. Естественно, сделано это было по указанию царя, и девушка имела к нему личные счеты.
Может быть, это просто совпадение, но именно за время женитьбы Ивана Грозного на Колтовской были казнены или сосланы почти все главари опричнины.
Нет, это не было простым совпадением. Анна, пользуясь своим влиянием на царя, медленно, но верно уничтожала людей, виновных в страшной смерти любимого. Она мстила за свое погубленное чувство, но одновременно с этим, сама того не ведая, вела борьбу со всей опричниной. Она руководствовалась личной местью, но в то же время приносила огромную пользу всей измученной бесчинствами опричников Руси. В результате, за год, в течение которого Иван Грозный находился под влиянием Анны, были уничтожены очень многие из тех, кто еще вчера свирепствовал в убийствах, перед кем дрожали даже самые мужественные и закаленные в боях люди. Прежде всего, был убит князь Афанасий Иванович Вяземский, любимец царя, пользовавшийся его неограниченным доверием.
Неудивительно, что Анна была очень популярна в народе, но при дворе у нее появились опаснейшие враги. Это были влиятельные прежде опричники, а также… князь Воротынский, отец ее бывшего жениха. Удивительно, но этот человек искренне считал, что именно из-за Анны был зверски замучен его сын Андрей.
Брак не продолжался и полугода -- в сентябре 1572 года царица Анна была удалена в монастырь и вскоре пострижена в монахини с именем Дария. Точная дата и место пострига неизвестны. Предположительно, это было в 1574 году в суздальском Покровском монастыре. С середины 1580-х гг. инокиня-царица Дария жила в Воскресенском Горицком монастыре на реке Шексне.
Скончалась она 5 апреля 1626 года, пережив, таким образом, своего венценосного супруга более чем на сорок лет. Тело ее погребено в паперти соборной церкви тихвинского Введенского монастыря.
Всего Анна Колтовская провела в монастырях почти пятьдесят пять лет, дожив до воцарения первого Романова - племянника царицы Анастасии.
| Анна Алексеевна Колтовская
(инокиня Дарья) | |
| Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). | |
| май - сентябрь 1572 года | |
|---|---|
| Предшественник: | Марфа Собакина |
| Преемник: | Ирина Годунова |
| Вероисповедание: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Рождение: | неизвестно
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Смерть: | Ошибка Lua в Модуль:Infocards на строке 164: attempt to perform arithmetic on local "unixDateOfDeath" (a nil value).
Тихвин |
| Место погребения: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Род: | Колтовские , Рюриковичи |
| Имя при рождении: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Отец: | Алексей Горяинов Колтовской |
| Мать: | неизвестно |
| Супруг: | Иван IV |
| Дети: | нет |
| Партия: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Образование: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Учёная степень: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Сайт: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Автограф: | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Монограмма : | Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
|
Дочь дворянина Алексея Игнатьевича Горяинова Колтовского. Год её рождения неизвестен. Указывается (возможно ошибочно), что рано осиротев, она воспитывалась в семье князя Андрея Курбского .
Марфа венчалась 28 октября уже больной и умерла 13 ноября (спустя две недели). Анна, как «занявшая второе место» на этом смотре, стала следующей невестой . Это был бы четвертый брак Ивана, что каноническом правом не разрешалось. Царь воспользовался кончиной митрополита Кирилла в феврале 1572 года (новый митрополит Антоний был поставлен только в мае) и созвал в Москве собор . Карамзин пишет, что на соборе первенствовал новгородский архиепископ Леонид - «корыстолюбец и угодник мирской власти».
На нём Иван клялся духовенству, что из-за болезни новобрачной Марфы и её скоропостижной смерти она не успела стать ему женой - темные силы дьявольские «воздвиже ближних многих людей враждовати на царицу нашу, еще в девицах сушу… и тако ей отраву злую учиниша».
«Злые люди чародейством извели первую супругу мою, Анастасию, - писал в своем обращении царь. - Вторая, Княжна Черкасская, также была отравлена, и в муках, в терзаниях отошла ко Господу. Я ждал немало времени и решился на третий брак, отчасти для нужды телесной, отчасти для детей моих, еще не достигших совершенного возраста: юность их претила мне оставить мир; а жить в мире без жены соблазнительно. Благословенный Митрополитом Кириллом, я долго искал себе невесты, испытывал, наконец, избрал; но зависть, вражда погубили Марфу, только именем Царицу: еще в невестах она лишилась здравия и чрез две недели супружества преставилась девою. В отчаянии, в горести я хотел посвятить себя житию Иноческому; но, видя опять жалкую младость сыновей и Государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак. Ныне, припадая с умилением, молю Святителей о разрешении и благословении», - говорил царь (в пересказе Карамзина).
Высшее духовенство особым приговором, датированным 29 апреля, подтвердило, что брак не был консумирован , так как венчанный муж девства невесты «не разрешил». В виде исключения по государственным соображениям царю разрешили 4-й брак (следующие «жены» его такой чести не удостаивались), однако на него наложили 3-летюю епитимью: «в течение года до Пасхи царю было запрещено входить в храм, причаститься можно было только на Пасху , затем год он должен был стоять в храме с „припадающими“ и год с „верными“, вкушать антидор он мог по праздникам» .
Лѣта 7080, Апр. въ 29, Рускія Митрополіи, Московскаго Государства и всей Руской земли - не вѣмъ, которымъ обычаемъ - Архіепископы и Епископы, и Архимандриты и Игумены, и весь Осв. Соборъ благословили Государя, Царя и В. К. Ив. Вас. женитися четвертымъ бракомъ, мимо Христово Евангеліе, и Апостолы, и Христову Церковь, и Помѣстныя Соборы, и Большихъ и Вселенскихъ семи Соборовъ .
Собор подчеркнул «всем человецем» прочим, что исключение было сделано только для царя: «да не дерзнет (никто) таковая сотворити, четвертому браку сочетатися», «аще кто гордостию дмяся или от неразумия дерзнет таковая сотворити… да будет за таковую дерзость по священным правилам проклят». .
Дата венчания Ивана с Анной не известна, не сохранилось также описание церемонии. Очевидно, оно произошло между 29 апреля (датой разрешения) и 1 июня, то есть в мае. Как отметил новгородский летописец, уже 31 мая новгородский архиепископ Леонид «пел молебны… за великую царицу Анну».
В определении Собора имелся пункт, согласно которому с царя снимается епитимия, «если он пойдет войною против неверных за святые церкви и за православную веру». В начале августа 1572 года русское воинство во главе с И. М. Воротынским в 45 верстах от Москвы при селе Молоди разгромило соединенную Крымско-Ногайскую орду. Царь с конца мая находился в Новгороде, и весть ему пришла 6-го числа, а уже 7-го он в Софийском соборе отстоял благодарственный молебен .
Уже 1 июня царь с новобрачной приехал в Новгород, где он хотел устроить себе новую резиденцию. Считается, что именно там (июнь-август 1572 г.) он составил духовную , в которой отписал Анне город Ростов «с волостми, и с путём, и с селы, и со всеми пошлинами», 14 сел «с деревнями и со всеми угодьями» в Московском, Юрьев-Польском и Ярославском уездах, а также бывшие вотчины князей Заозерских-Пеньковых .
«А бог даст мне сына с женою моею Анною, и аз его благословляю город Углечь, и Устюжная (…) с волостьми, и с путьми, и с селы, и со всеми пошлинами. А бог даст мне с женою своею с Анною дочерь, и аз её благословляю, даю город Зубцов с волостми, (…) со всеми деревнями и с угодьи. Да благословляю жену свою Анну, даю ей город Ростов, с волостьми, и с путми, и с селы, и со всеми пошлинами, да под Москвою село Алешня, село Болтино, село Астанково, и с приписными деревнями, (…) со всеми деревнями и угодьи». (Духовная грамота царя Ивана Васильевича) .
Существует однако предположение, что завещание составлено после свадьбы со следующей женой, также Анной - Васильчиковой; а Колтовская не упоминается там, как сосланная в монастырь .
2-я Новгородская летопись имеет запись о том, что 16 августа, в субботу «царица православная Анна была в ночи молитися в церкви Премудрости Божии Софии да по чюдотворцовым гробам знаменовалася - Ивана, архиепископа Навгороцкого, да Никите, епископа Навгороцкого» . На следующий же день царица уехала из Новгорода в Москву .
Этим же периодом следует датировать вклад в коломенский Спасский монастырь, «что на посаде за торгом». В описании его имущества (за 1577/78 год). указывается «образ Михаила архангела, обложен серебром, малая пядница, дан по Анне по Колтовской» .
Брак не продолжался и полугода - в сентябре 1572 года царица Анна была удалена в монастырь и вскоре пострижена в монахини с именем «Дария».
Причины опалы неизвестны. Упомянутый выше имперский посланник Даниил Принц фон Бухау пишет: «Четвертую [жену], сестру своего придворного Колтовского, не знаю по какой причине, он заключил в монастырь, убивши брата со всем семейством» . Указывается , что царица попала в опалу после измены и бегства князя Курбского, однако оно произошло десятком лет ранее - в 1563-1564 году. Мнение Л.Е.Морозовой и Б.Н.Морозова: «В сентябре царь Иван развёлся с Анной Алексеевной Колтовской. Чем он объяснил своё решение - неизвестно. Ведь обвинить её в бесплодии царь не мог: брак продолжался только четыре с небольшим месяца. Очевидно лишь одно: Колтовская очень быстро разонравилась монарху. К тому же он мог считать её незаконной супругой, с которой не следовало церемониться».
Скрынников пишет: «В то время Малюта был в зените славы. Очевидно, дело не обошлось без него, и он способствовал разводу. Возможно, его беспокоило стремительное возвышение нового временщика князя Бориса Тулупова . Князь выдал сестру за царского шурина Григория Колтовского, брата царицы Анны, и тем породнился с семьей самодержца» .
Точная дата и место её пострига неизвестны, возможно, не в 1572 году (непосредственно в год свадьбы), а в 1575 году, из-за чего возникает разночтение по поводу трехлетнего срока брака.
В последние годы жизни царя Ивана (ум. 1584) она жила в Покровском монастыре (Суздаль), где жили другие царственные узницы, в том числе Мария Нагая и 2-я жена царевича Ивана Ивановича -Феодосия Соловая . Это известно из отрывка указной грамоты царя Феодора І Иоанновича, косвенно датируемой 1584-1585 гг. Там же написано о её желании перебраться в Горицы
С середины 1580-х гг. она жила в Воскресенском Горицком монастыре (Горицы, близ Кириллова).
В 1586 году пожалована следующим царем, своим бывшим пасынком Фёдором I , землями в Белозерском уезде - село Никольское . В ней она именуется не только «старицей», но и «царицей и великой княгиней» .
В 1607 году инокиня Дарья приезжала в столицу, видимо, по монастырским делам. Сохранился текст подорожной .
В 1608 году грамоту подтвердил царь Василий ІV Шуйский .
14 сентября 1613 года Введенский монастырь был сожжён шведами, и монахини, в том числе инокиня-царица, по преданию, скрывались в лесу на берегу Царицына озера . Среди документов Новгородской приказной избы 1611-1617 годов (Госархив Швеции, Стокгольм) есть выписка, относящаяся к годам оккупации - она описывает достаточно бедное «жалование» на содержание царицы.
Затем она была переселена на житье в Устюжну-Железопольскую (близ Вологды, на полпути между Тихвиным и Горицами) . Дарью, и бывших с ней стариц поселили в «двух кельишках… черного попа» Геннадия при Рождественском городском соборе, а её духовника - в отдалении, где жили дети боярские, стрельцы и другие мирские люди. По царской грамоте она получала «царское жалование годовое - деньги и запасы… из устюженских ис таможенных и ис кабацких доходов, что останетца от пищалей и от стрельцов».
В 1614 году в уезде Устюжны ей были пожалованы земли от нового царя Михаила Фёдоровича - село Никифорово взамен изъятого Никольского .
О том, что она, скорее всего, была игуменьей, свидетельствует жалованная грамота обители царя Михаила Фёдоровича на пустошь Бурково в Тихвинском погосте Новгородского уезда . Кроме того, Михаил Фёдорович жаловал ей дары - братину, бархат, камку, сорок соболей, деньги.
Некий Дмитрий Колтовский, очевидно, её родственник, навестил её в к конце сентября 1624 г., привезя дары со свадьбы Михаила Фёдоровича и княжны Марии Долгорукой , о чём сохранилось благодарственное письмо её царю .
Государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Руссии пищая твоя, государь, царская богомолица, блаженныя памяти государя царя и великаго князя Ивана Васильевича всея Руссии царица старица Дарья, Бога молю и челом бью. Пожаловал ты государь царь и великий князь Михайло Федорович всея Руссии меня нищую свою царскую богомолицу, прислал ко мне с своим государским жалованием стольника Дмитрия Колтовского, с ним пожаловал прислал своей государской радости и государыни царицы и великия княгини Марии Влодимировны жалованья: каравай, да сыр, да убрусец, да ширинку. И до меня государей вашей государской богомолицы то ваше государское жалованье дошло, и я, государь, ваша царская богомолица на вашем государском жалованье челом бью и о вашем государском многолетном здоровье должна Бога молить.
«Мне шло царского жалованья за годовые запасы денег, и что доходишки имела с вотчинишки, и мы тем питалися. И после разорения литовского и немецкого в монастыре в храмах устроено, и кельи, и житницы, и мельница, и конюшенной двор, и коровей, поповские и служебниковы дворы, и всякое монастырское строение теми деньгами устроено»
Там она и умерла 5 апреля 1626 года, приняв перед смертью схимы. Новый летописец о её смерти сообщает (с ошибкой в отчестве) :
В то же время преставилась царица Дарья [жена] царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии, а была пострижена на Тихвине в Девичьем монастыре, и повелели её похоронить тут же в монастыре; а была [она] дочь Ивана Колтовского, а постриг её царь Иван Васильевич при своей жизни.
В обители хранился список Тихвинской Богоматери - благословение Дарье одному из тихвинцев, позже поступившее обратно в монастырь, и два покрова на её гробницу (один - из красного бархата, опушенный горностаем) .
Дарья почиталась в Тихвине и окрестностях в качестве местночтимой святой как устроительница и благотворительница Введенского (Царицына) монастыря. Здесь праздновалась её память - на именины (19 марта) и день преставления (5 апреля) .
4 декабря 1998 насельниками Тихвинского Большого Успенского монастыря был освящен поклонный крест близ алтаря Введенского собора. Перед ним совершаются панихиды .
|
||||||||||||||||
|
||||||||||||||||
Всю дорогу с кладбища домой я безо всякой причины дулась на бабушку, притом злясь за это на саму себя... Я была сильно похожа на нахохлившегося воробья, и бабушка прекрасно это видела, что, естественно, меня ещё больше раздражало и заставляло глубже залезть в свою «безопасную скорлупу».... Скорее всего, это просто бушевала моя детская обида за то, что она, как оказалось, многое от меня скрывала, и ни чему пока не учила, видимо считая меня недостойной или не способной на большее. И хотя мой внутренний голос мне говорил, что я тут кругом и полностью не права, но я никак не могла успокоиться и взглянуть на всё со стороны, как делала это раньше, когда считала, что могу ошибаться...
Наконец, моя нетерпеливая душа дольше выдержать молчание была не в состоянии...
– Ну и о чём вы так долго беседовали? Если, конечно, мне можно это знать... – обиженно буркнула я.
– А мы не беседовали – мы думали, – спокойно улыбаясь ответила бабушка.
Казалось, она меня просто дразнит, чтобы спровоцировать на какие-то, ей одной понятные, действия...
– Ну, тогда, о чём же вы там вместе «думали»? – и тут же, не выдержав, выпалила: – А почему бабушка Стеллу учит, а ты меня – нет?!.. Или ты считаешь, что я ни на что больше не способна?
– Ну, во-первых, брось кипятиться, а то вон уже скоро пар пойдёт... – опять спокойно сказала бабушка. – А, во-вторых, – Стелле ещё долго идти, чтобы до тебя дотянуться. И чему же ты хочешь, чтобы я учила тебя, если даже в том, что у тебя есть, ты пока ещё совсем не разобралась?.. Вот разберись – тогда и потолкуем.
Я ошалело уставилась на бабушку, как будто видела её впервые... Как это Стелле далеко до меня идти?!. Она ведь такое делает!.. Столько знает!.. А что – я? Если что-то и делала, то всего лишь кому-то помогала. А больше и не знаю ничего.
Бабушка видела моё полное смятение, но ни чуточки не помогала, видимо считая, что я должна сама через это пройти, а у меня от неожиданного «положительного» шока все мысли, кувыркаясь, пошли наперекосяк, и, не в состоянии думать трезво, я лишь смотрела на неё большими глазами и не могла оправиться от свалившихся на меня «убийственных» новостей...
– А как же «этажи»?.. Я ведь никак не могла сама туда попасть?.. Это ведь Стеллина бабушка мне их показала! – всё ещё упорно не сдавалась я.
– Ну, так ведь для того и показала, чтобы сама попробовала, – констатировала «неоспоримый» факт бабушка.
– А разве я могу сама туда пойти?!.. – ошарашено спросила я.
– Ну, конечно же! Это самое простое из того, что ты можешь делать. Ты просто не веришь в себя, потому и не пробуешь...
– Это я не пробую?!.. – аж задохнулась от такой жуткой несправедливости я... – Я только и делаю, что пробую! Только может не то...
Вдруг я вспомнила, как Стелла много, много раз повторяла, что я могу намного больше... Но могу – что?!.. Я понятия не имела, о чём они все говорили, но теперь уже чувствовала, что начинаю понемножку успокаиваться и думать, что в любых трудных обстоятельствах мне всегда помогало. Жизнь вдруг показалась совсем не такой уж несправедливой, и я понемногу стала оживать...
Окрылённая положительными новостями, все последующие дни я, конечно же, «пробовала»... Совершенно себя не жалея, и вдребезги истязая своё, и так уже измождённое, физическое тело, я десятки раз шла на «этажи», пока ещё не показываясь Стелле, так как желала сделать ей приятный сюрприз, но при этом не ударить лицом в грязь, сделав какую-нибудь глупую ошибку.
Но вот, наконец-то, решила – хватит прятаться и решила навестить свою маленькую подружку.
– Ой, это ты?!.. – сразу же зазвучал счастливыми колокольчиками знакомый голосок. – Неужели это правда ты?! А как же ты сюда пришла?.. Ты что – сама пришла?
Вопросы, как всегда, сыпались из неё градом, весёлая мордашка сияла, и для меня было искренним удовольствием видеть эту её светлую, бьющую фонтаном, радость.
– Ну что, пойдём гулять? – улыбаясь, спросила я.
А Стелла всё никак не могла успокоиться от счастья, что я сумела придти сама, и что теперь мы уже сможем встречаться, когда пожелаем и даже без посторонней помощи!
– Вот видишь, я же тебе говорила, что ты можешь больше!.. – счастливо щебетала малышка. – Ну, теперь всё хорошо, теперь уже нам никто не нужен! Ой, а это как раз-то очень хорошо, что ты пришла, я тебе хотела что-то показать и очень тебя ждала. Но для этого нам придётся прогуляться туда, где не очень приятно...
– Ты имеешь в виду «нижний этаж»? – поняв, о чём она говорит, тут же спросила я.
Стелла кивнула.
– А что ты там потеряла?
– О, я не потеряла, я нашла!.. – победоносно воскликнула малышка. – Помнишь, я говорила тебе, что там бывают и хорошие сущности, а ты мне тогда не поверила?
Откровенно говоря, я не очень-то верила и сейчас, но, не желая обижать свою счастливую подружку, согласно кивнула.
– Ну вот, теперь ты поверишь!.. – довольно сказала Стелла. – Пошли?
На этот раз, видимо уже приобретя кое-какой опыт, мы легко «проскользнули» вниз по «этажам», и я снова увидела, очень похожую на виденные раньше, гнетущую картину...
Под ногами чавкала какая-то чёрная, вонючая жижа, а из неё струились ручейки мутной, красноватой воды... Алое небо темнело, полыхая кровавыми бликами зарева, и, нависая по-прежнему очень низко, гнало куда-то багровую громаду неподъёмных туч... А те, не поддаваясь, висели тяжёлые, набухшие, беременные, грозясь разродиться жутким, всё сметающим водопадом... Время от времени из них с гулким рёвом прорывалась стена буро-красной, непрозрачной воды, ударяя о землю так сильно, что казалось – рушится небо...
Деревья стояли голые и безликие, лениво шевеля обвисшими, шипастыми ветвями. Дальше за ними простиралась безрадостная, выгоревшая степь, теряясь вдали за стеной грязного, серого тумана... Множество хмурых, поникших людских сущностей неприкаянно бродили туда-сюда, бессмысленно ища чего-то, не обращая никакого внимания на окружающий их мир, который, и правда, не вызывал ни малейшего удовольствия, чтобы на него хотелось смотреть... Весь пейзаж навевал жуть и тоску, приправленную безысходностью...
– Ой, как же здесь страшно... – ёжась, прошептала Стелла. – Сколько бы раз сюда не приходила – никак не могу привыкнуть... Как же эти бедняжки здесь живут?!.
– Ну, наверное, эти «бедняжки» слишком сильно провинились когда-то, если оказались здесь. Их ведь никто сюда не посылал – они всего лишь получили то, чего заслуживали, правда же? – всё ещё не сдаваясь, сказала я.
– А вот сейчас посмотришь... – загадочно прошептала Стелла.
Перед нами неожиданно появилась заросшая сероватой зеленью пещера. А из неё, щурясь, вышел высокий, статный человек, который никоим образом не вписывался в этот убогий, леденящий душу пейзаж...
– Здравствуй, Печальный! – ласково приветствовала незнакомца Стелла. – Вот я подругу привела! Она не верит, что здесь можно найти хороших людей. А я хотела ей тебя показать... Ты ведь не против?
– Здравствуй милая... – грустно ответил человек, – Да не такой я хороший, чтобы меня кому-то показывать. Напрасно ты это...
Как ни странно, но этот печальный человек мне и в правду сразу чем-то понравился. От него веяло силой и теплом, и было очень приятно рядом с ним находиться. Уж, во всяком случае, он никак не был похож на тех безвольных, убитых горем, сдавшихся на милость судьбы людей, которыми был битком набит этот «этаж».
– Расскажи нам свою историю, печальный человек... – светло улыбнувшись, попросила Стелла.
– Да нечего там рассказывать, и гордиться особо нечем... – покачал головой незнакомец. – И на что вам это?
Мне почему-то стало его очень жаль... Ещё ничего о нём не зная, я уже была почти что уверенна, что этот человек никак не мог сделать что-то по-настоящему плохое. Ну, просто не мог!.. Стела, улыбаясь, следила за моими мыслями, которые ей видимо очень нравились...
– Ну, хорошо, согласна – ты права!.. – видя её довольную мордашку, наконец-то честно признала я.
– Но ты ведь ещё ничего о нём не знаешь, а ведь с ним всё не так просто, – лукаво улыбаясь, довольно произнесла Стелла. – Ну, пожалуйста, расскажи ей, Печальный...
Человек грустно нам улыбнулся, и тихо произнёс:
– Я здесь потому, что убивал... Многих убивал. Но не по желанию, а по нужде это было...
Я тут же жутко расстроилась – убивал!.. А я, глупая, поверила!.. Но почему-то у меня упорно не появлялось ни малейшего чувства отторжения или неприязни. Человек явно мне нравился, и, как бы я не старалась, я ничего с этим поделать не могла...
Анна Колтовская
С этим пришел опричнине конец, и никто не стал поминать опричнину... и все земские, кто остался еще в живых, получили свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками.
Г. Штаден. О Москве Ивана Грозного. 1572 г.
Она пережила всех в той чужой недоброй семье. Старшего царевича – Ивана, что по первому разу женился в один год с ее замужеством: пожелал царь, чтоб вели они с сыном вместе невест под венец. Самого царя – Ивана Васильевича, даже при седьмой жене не унимавшегося с новыми сватовствами и брачными расчетами. Младшего царевича – Федора Ивановича, будто и не крепкого на голову, будто и тишайшего, да ведь отстоявшего от развода свою царицу Ирину, бедную костромскую дворянку, даже под монашеским клобуком, даже под именем инокини Александры не оставлявшей мысли о престоле.
И Бориса Годунова – в ее дворцовые годы всего-то кравчего, так неудачно просватавшего за царя хворую свою родственницу Марфу Собакину. Да и то сказать, разве сила была в нем – тогда еще в тесте его, Малюте Скуратове, да родном дядьке, доверенном из доверенных, постельничем Дмитрии Ивановиче Годунове. Как-никак ведал всей дворцовой прислугой, сторожами да истопниками, спать ложился у входа в царскую спальню. Без их наговоров да советов неужто не нашел бы царь иной девки – привезли-то в Александрову слободу полторы тысячи невест! Как-никак был третий брак последним – четвертого церковь признать не могла, иначе как сожительством не называла.
И первого Самозванца – при всем честном народе признанного привезенной из далекого монастыря Марией Нагой родным сыном. Через кровь и жизнь своего рожоного Дмитрия преступила седьмая жена Ивана Васильевича, чтобы разом отомстить и за смерть дитяти, и за свой изувеченный монастырскими стенами бабий век. Может, и думала-то больше о муже, которому, не успев родить сына, стала неугодной, который, замены молодой матери не найдя, уже приготовился ее отослать. Вот и вернула себе, хоть не судом да ненадолго, царское имя одна из великих княгинь и цариц, нашла место в мужской усыпальнице – Архангельском соборе, пусть не в самом храме, пусть под лестницей на хоры, а все белокаменная плита в хитрой вязи высеченных букв: «...Маря Федоровна... всеа Руси Ивана».
Пережила и Василия Шуйского с другой царицей Марьей, совсем-то молоденькой, да за полтора года дворцовой жизни поплатившейся тем же клобуком, тем же безысходным монашеским житьем.
И другого Самозванца – Тушинского вора, за которым пошла незадачливая польская гордячка. Кого бы не признала своим мужем Марина Мнишек, лишь бы сохранить тень надежды на русскую корону, на московский престол!
И десять с лишним лет правления новой династии – не назовешь же эти годы царствованием Михаила Романова, когда чуть не на каждом указе ставилась и властная подпись его отца, патриарха Филарета. Это ему, былому Федору Романову, не терпелось дорваться до царского престола. Это он поплатился за нетерпение насильственным постригом, долгим варшавским пленом, должен был удовлетвориться высшей властью духовной и по-прежнему мечтал о единственной нужной ему – светской. Даром, что ли, с детства у англичанина занимался, сколько языков знал, наряды да развлечения любил, первым щеголем московским слыл!
А она все жила за монастырскими стенами, всем ненужная, всеми забытая, какой была и в царском дворце, – дочь коломенского боярского сына Анна Колтовская.
Не иначе боялась, смертно боялась супружеского своего часа. Для родных неслыханная честь – ведь и фамилии не имели, Колтовскими стали называться по той волости, которую получил в прокормление дед, рязанский боярин Глебов, – для нее...
Слухами полнилась земля. Никогда еще не был царь Иван Грозный так жестокосерд, так кровожадно злобен, как после смерти второй своей царицы, «из черкас пятигорских девицы», Марьи Темрюковны. Ото всей семилетней их супружеской жизни осталось только восемь каменных гробниц под Троицким собором Александровой слободы. Рожала царица Марья одних дочерей, а дочерям Ивана, как говорилось, не давал бог веку – одна за другой в младенчестве умирали.
Нет, сдерживать его она не сдерживала. Где там, когда командовал всем опричным войском родной Царицын брат Кастрюк-Момстрюк, которым пугали детей, недобрым словом поминали в сказаньях и песнях. Скорее страх. Конечно же, страх, как никогда раньше, овладел Иваном.
Снова шел по русской земле мор. В одной Москве умирало на день до шестисот москвичей. Росли цены на хлеб. Беспокойно было на границах. И Иван боялся за власть. Свою власть.
